Идентификация — только ложная, иллюзорная. Тривиальная, обыкновенная, «безобразная», если можно так ее назвать. Горьковская Настя мнила себя— по бедности духа, по отчаянию — безутешной возлюбленной какого-то там Рауля или Гастона, и слезы всамделишные лила, хотя собственная-то ее драма, драма обитательницы ночлежки, совсем ведь не «про любовь». Ну, а уж коли отыщется сходство, хоть маленькое, во внешности ли, в повороте судьбы, с образом, занявшим ум и сердце, тут уж прямо хоть имя свое меняй. Во всяком случае, принимай готовый сценарий жизни. Сколько и вправду принимало! Век литературы плодил «уездных Гамлетов» и «уездных Вертеров». Не удивительно, что в век кино и прессы объявляются «уездные Мэрилин Монро».
«Да, это всемирное явление». Но!.. Те, кто ищут самовыражения и спасения в модной маске, «не понимают одного: Мэрилин — это Мэрилин, а они — это они».
Взятые в кавычки фразы — из фильма. Они принадлежат старому (недавно умершему) американскому режиссеру Джону Хьюстону, у которого когда-то снималась еще неопытная, никому не известная Мэрилин Монро. Когда он был в Будапеште, у него взяли интервью, теперь оно стало прологом фильма. О подлинной Мэрилин он говорит: «Она родилась актрисой. Ей достаточно было заглянуть в себя. В самой себе она могла найти то, что должна была изображать на экране». Тоже идентификация. Но эта — истинная!
«С днем рождения, Мэрилин!» — про ту, которая копировала ее, убегая в жалкий спектакль от вопросов, заданных собственной драмой.
Сюжет этот не специфически венгерский. С явлением, о котором речь, можно встретиться на любом меридиане. В венгерском варианте он выглядит так.
Живет на свете Мари Сабо, актриса, ей сорок лет. Кстати, что-то зачастил кинематограф, да и не только он, на юбилеи сорокалетних... Признали, что ли, в их возрастных исканиях, возрастной маете нынешние общечеловеческие искания? Я только спрашиваю...
Будапешт встречает ее холодно. Он требователен к ней и выставляет давние счета. Один из ее бывших мужей (Мари была замужем не раз...) уговаривает Мари вернуться к нему. Хотя бы во имя их сына, которого в свое время, ввиду беспорядочной и неустроенной жизни, Мари не отдали. Но ее лицо грустнеет, она уходит: приходила ведь только попросить денег. Отношения с матерью вообще странные: та не пустила дочь даже на порог. Так и таскается Мари почти всю картину по Будапешту с большим чемоданом в поисках пристанища и денег.
Странное дело. Одинока, бесприютна, все ее упрекают, поворачиваются к ней спиной, она в отместку (или в защиту?) натужно бравирует, держится на вызывающих ужимках и изрядных дозах алкоголя, а то пускается в истерику. Короче, глубоко уязвима, мучается. И мы это видим. Но что-то мешает нам взять ее сторону. Может, шокирующей бравады в Мари немного больше, чем нужно для защиты? Может, от бесконечных спектаклей «уездной Мэрилин» и у нас уже оскомина? Или родилось сомнение: не больше ли она должна окружающим, чем они должны ей? Хотя и их долги очевидны. Мари унижают, ранят насмешкой, перед ней разыгрывают двусмысленную пьесу с привкусом эротики (этакая рафинированная издевка!) — с тем чтобы в финале выставить ее чемодан на лестницу. И все-таки... Все-таки свою драму написала, что ни говорите, она сама. Только боится себе в этом признаться.
У великого мима Марселя Марсо был когда-то в программе такой этюд. Бип (постоянный его образ) лепил маски и примерял их. Нацепит трагическую — и неподвижное лицо приходит в противоречие с вольными движениями тела. Наденет другую, посмотрится в зеркало и ищет под нее жесты. Но у невинной игры неожиданный поворот: очередная маска не снимается. Все усилия тщетны. Казалось, так ему отныне и жить с глупо хохочущей физиономией. Нет, с этим он не примирится, во что бы то ни стало он сдерет, искромсает, затопчет эту чудовищную издевку судьбы, продолжающую хохотать над его трагическим отчаянием. Наконец, нечеловеческими усилиями он сдирает с себя едва не приросшую к нему глупую маску — нам открывается страшно вымотанное и печальное лицо. Элитное жесткое порно принуждение и БДСМ игры с госпожой и нижним извращенцем.